Общество

Надежда на жизнь

Наверное, именно так и случается каждый большой прорыв: то, что ещё недавно казалось невероятным, несбыточным, в какой-то переломный момент становится реальностью. Одним из таких моментов в российской медицине стало внедрение учеными Центра имени Дмитрия Рогачева новой разработки, способной излечивать сложнейшие, считавшиеся безнадежными, формы рака.

27.07.2018 10:16:00

ФОТОРЕПОРТАЖ

19-летняя пациентка центра София | Фото: Мария Ракова
Профессор Михаил Масчан | Фото: Мария Ракова
Профессор Мишель Саделайн | Фото: Мария Ракова
Центр им. Дмитрия Рогачева | Фото: Мария Ракова
Центр им. Дмитрия Рогачева | Фото: Мария Ракова
Центр им. Дмитрия Рогачева | Фото: Мария Ракова
Центр им. Дмитрия Рогачева | Фото: Мария Ракова
Центр им. Дмитрия Рогачева | Фото: Мария Ракова

При поддержке фонда «Врачи, инновации, наука – детям» в Национальном медицинском исследовательском центре детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Дмитрия Рогачева начали использовать уникальную разработку для лечения острых лейкозов генно-инженерными Т-лимфоцитами. В прошлом году данная методика получила лицензию в США, а в Европе продолжаются клинические исследования.

О первых результатах инновационного лечения мы поговорили с руководителем отдела трансплантации костного мозга, руководителем проекта клеточной иммунотерапии в Центре имени Дмитрия Рогачева, доктором медицинских наук, профессором Михаилом Масчаном.

– Михаил Александрович, расскажите, пожалуйста, в чем суть технологии CAR?

– Суть технологии заключается в том, что собственные клетки иммунной системы пациента извлекаются из организма и обрабатываются, модифицируются генетически таким образом, что сами начинают видеть опухоль, злокачественные клетки, которые раньше они видеть не могли. Эти модифицированные клетки возвращаются пациенту и в организме ведут себя как нормальные клетки иммунной системы. Они распознают клетки опухоли, уничтожают их и, в отличие от обычных лекарств, живут в организме много недель и даже месяцев. Ученые говорят, что это «живое лекарство», поскольку оно работает долго, и после одной инъекции примерно у половины пациентов с неизлечимыми формами острых лимфобластных лейкозов и лимфом удается добиться длительных полных ремиссий.

– На какой опыт вы опирались, и кто первый начал применять терапию T-лимфоцитами?

– Эта терапия начала применяться в мире всего несколько лет назад. Первые препараты на основе данной технологии получили разрешение к продаже меньше года назад – сначала в США, а на днях и в Западной Европе. В России такая терапия до сих пор была недоступна. Мы в течение нескольких лет пытались перенести технологию производства таких лечебных клеток в Россию, где в ней нуждаются сотни пациентов. Их жизнь может быть спасена благодаря этому лечению. Сегодня мы говорим о том, что первые пациенты Центра имени Дмитрия Рогачева его получили. Мы видим результаты, мы видим эффективность этой клеточной терапии, и мы очень рассчитываем, что это первый шаг к тому, чтобы такое лечение стало доступным в России всем, кто в нем нуждается.

– Почему наши клетки «не видят» рак, ведь иммунная система нацелена на защиту организма?

– Дело в том, что есть два вида опухолей: опухоли у взрослых и опухоли у детей. В опухолях взрослого человека, как правило, существует много поломок, которые хорошо видны иммунной системе. Она атакует опухоль, но та умеет защищаться и блокирует работу иммунной системы. Сейчас появилось большое направление лекарственной терапии, которая освобождает иммунную систему от этой блокировки.

У детей при опухолях системы крови, при лейкозах ситуация другая. В этих опухолях очень мало поломок, так что иммунная система не распознает их как нечто чужеродное. То, что мы делаем с помощью технологий производства CAR T-клеток, есть некое вооружение иммунной системы биноклем или прибором ночного видения. И те клетки, которые возвращаются в организм пациента, хорошо видят каждую опухолевую клетку как на ладошке. В этом и заключается суть технологии. Иммунные клетки находят и окружают опухоль, выстреливают в опухолевую клетку молекулами-убийцами.

Очень важно, что механизм убийства опухолевой клетки коренным образом отличается от обычной химиотерапии. Даже те клетки, которые устойчивы к химиотерапии, которые умеют, например, выкидывать из клетки молекулы лекарства, не могут сопротивляться атаке иммунной системы. Поэтому терапия Т-лимфоцитами оказалась эффективной даже у тех пациентов, которые прошли множество курсов химиотерапии и даже трансплантацию костного мозга, как стандартные методы лечения. После терапии Т-лимфоцитами опухоль погибает, пациент выздоравливает в том случае, если погибли все ее клетки.

К сожалению, чтобы это доказать, нужно время. Сегодня о наших пациентах мы можем говорить одно: мы достигли ремиссии, хорошего уничтожения опухолевой массы с помощью этих иммунных клеток. Пройдет еще не менее года прежде чем мы сможем сказать, что часть пациентов излечена с помощью технологии CAR-T.

– Какие на сегодняшний день есть результаты применения данной терапии в Центре Дмитрия Рогачева?

– Сейчас у нас есть 19-летняя пациентка, София, взрослая девочка. Она лечится от лейкоза уже несколько лет. Когда она заболела, мы не знали, что это очень тяжелая форма, поскольку в самом начале болезни все лейкозы выглядят одинаково. Она прошла стандартный курс химиотерапии, была достигнута ремиссия, но потом внезапно произошел рецидив. Причем, в очень сложной форме, с поражением костей. Девочка страдала сильными болями. Мы сделали трансплантацию костного мозга, операция успешно, наступила ремиссия. Мы рассчитывали, что София вылечилась. Однако спустя полгода опять появились боли в костях, опухоль вернулась…

На самом деле эта ситуация – рецидив после донорской трансплантации костного мозга – еще буквально год назад рассматривался нами как неизлечимая болезнь. И все, что мы были в силах предложить такому пациенту – это паллиативная терапия. Но теперь, когда мы уже завершили перенос технологии клеточного производства, можно было сделать индивидуальный клеточный препарат именно для этой девочки. И София, и ее родители согласилась на применение терапии по индивидуальным показаниям.

Цикл производства клеток от того момента, когда они извлекаются из организма пациента до возвращения, занимает 10-12 дней, в зависимости от технологии. София получила это лечение в апреле 2018 года. Она была одной из трех первых пациентов, которые получили такую терапию. Уже через несколько дней мы увидели клинический эффект. У нее прошли боли, мы смогли отменить обезболивание, морфин, а еще через месяц увидели на КТ (компьютерной томографии) сокращение опухоли. Вот сейчас, через два с половиной месяца, при последнем исследовании мы обнаружили дальнейшее сокращение. Надеемся, что опухоль в ближайшие недели исчезнет совсем. Продолжим наблюдать.

При помощи специальных исследований мы видим, что новые измененные Т клетки в организме размножились и живут там, как отдельная популяция, отдельная семья иммунных противоопухолевых клеток уже в течении трех месяцев. Наблюдаем, регистрируем, это для нас как для врачей-биологов является уникальной возможностью следить, как лекарство живет и работает в организме пациентов.

– Мы знаем, что фонд «Врачи, инновации, наука – детям» пригласил в Центр Дмитрия Рогачева профессора Мишеля Саделайна. Расскажите подробнее об этом ученом?

– Профессор Мишель Саделайн, который сейчас находится у нас в центре и будет выступать с лекцией на тему CAR T-клеток, – уникальная фигура. Это человек, в голове, а затем и в лаборатории которого данная технология родилась и была разработана. Те клеточные препараты, которые сейчас зарегистрированы и получили доступ на рынок, фактически, сделаны по лекалам, которые Мишель Саделайн создал в середине 90-х годов. Это был небыстрый и непростой путь, более 20 лет прошло с тех пор, как он в экспериментах увидел, что генетическая модификация работает, и понял, что это можно использовать в лечении онкологических заболеваний.

Он сыграл огромную роль в нашем центре на раннем этапе, когда мы уже поняли, что эта терапия необходима пациентам, помог выбрать направление. Были разные варианты, как производить эти CAR Т-клетки, а он помог определиться с тем, каким путем идти. Для нас его роль была огромна. Без таких контактов выход на передовые рубежи для российской медицины был бы очень сложен, если вообще возможен. Этот проект – как раз пример того, когда мы из учеников превращаемся в младших, а затем, надеюсь, и в равных партнеров. Страны, где такая технология стала возможна, однозначно находятся на определенном уровне технологического и научного развития. В мире все это понимают, и мы рады, что этот шажок смогли сделать.

********

Нам представилась уникальная возможность лично пообщаться с автором методики, одним из первых в мире разработчиков генно-инженерной терапии лейкозов, директором Центра клеточной инженерии ракового мемориального онкологического центра Слоуна-Кеттеринга в Нью-Йорке. Мишелем Саделайном и поговорить не только о новых технологиях, но и о его взгляде на работу российских коллег.

– Расскажите, как долго вы работали над новой технологией и какие результаты получили сейчас?

– При применении данной технологии мы имеем дело с иммунотерапией рака. Это новая форма терапии, которая произвела революцию в лечении раковых заболеваний. Ее уникальность в том, что препараты не борются с раком напрямую: они воздействуют на иммунную систему пациента, а иммунная система затем уничтожает рак. Однажды мы решили, что можем начать генетически модифицировать иммунную систему. Это было 25 лет назад, и тогда никто не мог ни провести, ни даже представить никаких генно-инженерных манипуляций над клетками иммунной системы. Я начинал в MIT, Массачусетском технологическом институте в Кембридже, штат Массачусетс, США. Это было одно из немногих мест в мире, где можно было создавать оборудование, необходимое для проведения генных манипуляций. Затем я перешел в Мемориальный онкологический центр Слоуна-Кеттеринга в Нью-Йорке – старейший и второй по размеру онкологический центр в США. Там мы разработали новые молекулы и дали им название «химерные антигенные рецепторы (CAR)». Эти молекулы генетически встраиваются в клетки иммунной системы пациента и «обучают» их распознавать и уничтожать лейкемию или лимфому. Нам пришлось разрабатывать новую технологию производства в больнице – ранее такого не делала ни одна компания. На самом деле, тогда фармакологическая промышленность не была заинтересована в разработке клеток. А сейчас, напротив, ей стало это интересно. Первые виды такой терапии были одобрены к использованию в США, а сейчас этот метод начинают применять во всем мире.

– Расскажите о результатах. Сколько пациентов у вас уже пролечено в центре?

– На сегодняшний день в нашем центре прошли лечение около 250 пациентов. Мы проводили у них забор крови, содержавшей иммунные клетки, и генетически внедряли в них CAR. Молекулы CAR приказывают иммунной системе атаковать клетки, имеющие в своем составе молекулу CD19 – в этом и заключается лечение лимфомы и лейкемии. Пациентам, принявшим участие в нашем исследовании, не удавалось добиться результата с помощью ранее применявшихся методов лечения. Другими словами, на тот момент они уже прошли несколько курсов химиотерапии, некоторым произвели трансплантацию. Иногда эти способы срабатывают, иногда – нет. У тех пациентов они не сработали, и им оставалось жить несколько месяцев, а то и недель. Мы пролечили этих пациентов. Наиболее примечательные и впечатляющие результаты удалось получить в борьбе с лейкемией. Мы уже провели лечение порядка 80 пациентов с лейкемией и зафиксировали необычайно высокую частоту случаев ответа. Такого количества положительных результатов у пациентов со столь тяжелой степенью заболевания почти никогда не бывает в клинических исследованиях. 85% этих пациентов вошли в так называемую полную ремиссию. Это значит, что в их организме больше не удается обнаружить рак. И этого мы смогли достигнуть с помощью всего одного – одного! – введения CAR T-клеток.

CAR T-клетка попадает в организм и там размножается. Несколько лет назад мы назвали ее «живым лекарством» – ведь именно в этом и состоит новизна препарата: это не химическое вещество, не антитело, это клетка, генетически модифицированная клетка. CAR T-клетка проникает в организм, находит рак и размножается, производя все больше клеток, которые атакуют рак, пока он не исчезнет.

– Каким вы видите будущее этой технологии?

– Мы в США очень воодушевлены, поскольку это новая лекарственная форма. Это не очередное химическое вещество или антитело, это живое лекарство, генетически-модифицированная клетка, обученная атаковать рак. Текущие результаты по лейкемии и лимфоме очень оптимистичны, и я, как и многие другие, убежден, что подобное лечение можно разработать и для других онкологических заболеваний. Нескольких месяцев для этого недостаточно, это лишь начало удивительной истории в мире медицины. Пусть разработка займет много лет, но в принципе данный подход можно применить ко многим другим видам рака.

— Какое у вас сложилось впечатление о специалистах, ученых Центра Дмитрия Рогачева?

– Я очень впечатлен программой, которую здесь развернул профессор Масчан. Он первым в России внедрил новую технологию в этом прекрасном центре. Хотел бы я, чтобы и мой центр был таким красивым! А еще профессор организовал лабораторию, которая предоставляет первую CAR-терапию российским пациентам. Я знаю, что он уже провел лечение первых пяти пациентов и добился значительных успехов. Так что я нахожусь под большим впечатлением и необычайно рад видеть, как эта технология развивается здесь. И, конечно, готов помочь, чем могу, хотя и не думаю, что ему это нужно. Он знает, что делает.