Общество

Дмитрий Ахаладзе: Сила хирурга – в команде

Так сложилось, что многие фундаментальные открытия в медицине известны, а вот болезни становятся все более изощренными, словно мутируют. Чтобы понять, как лечить и бороться с новыми вызовами в области детской онкологии, ученые Центра Дмитрия Рогачева выбирают научно-практическую работу, обогащая теоретические фундаментальные знания практическими исследованиями

10.12.2018 09:02:50

Array
(
)
Дмитрий Ахаладзе: Сила хирурга – в команде
Ни одного онкологического пациента, особенно когда речь идет о детях, в одиночку не вылечит ни хирург, ни онколог, ни какой-либо другой специалист. Это совокупность усилий многих врачей Фото: Мария Ракова

Получив лучшее медицинское образование, стажируясь за рубежом, они возвращаются в Россию к своим маленьким пациентам, чтобы применить знания и успешно бороться за жизнь каждого ребенка. Одним из таких ученых-хирургов является наш сегодняшний собеседник - Дмитрий Ахаладзе.

Время молодого ученого расписано поминутно, выкроить хотя бы час для интервью – нереальная задача. Поэтому поговорить Дмитрий пригласил меня… в операционную. «Приходите, когда вам удобно. Операция будет длиться часов 12, не опоздаете!».

Среда. Девять утра. Я мнусь на пороге и стесняюсь набрать номер – идет операция.... В отделение просто так не попасть. В голове сотня мыслей, одна подрезает другую…Выходит вежливая девушка:

- Вы к Дмитрию Гурамовичу? Вот ваша одежда на сегодняшний день. Здесь вы должны пройти дезинфекцию и полностью переодеться.

Становится жутковато. На языке вертятся какие-то слова, но стараюсь взять себя в руки – там, внутри, люди борются со смертью. По-деловому быстро прохожу необходимые процедуры и попадаю в святая святых –операционный блок.

На пороге встречает красивый молодой мужчина, к которому все относятся с большим пиитетом. Первый вопрос вылетает сам:

- Дмитрий, а как вы стали хирургом?

- Совершенно осознанно. Хирургом был мой дед. Отец хирург. Решение принял самостоятельно, года в три.

Закончил Московскую медицинскую академию имени Сеченова по специальности лечебное дело, затем ординатуру по хирургии в центре трансплантологии, ну а следом– аспирантуру. Выбирая профессию хирурга, надо понимать, что вы осознанно обрекаете себя на бессонные ночи и тяжкий труд. Вы днем и ночью зависимы от пациента. Но, поверьте, положительных эмоций гораздо больше.

- Когда вы пришли работать в центр Дмитрия Рогачева?

- Это был 2017-й год. Мне предложили заниматься опухолями печени. Круг хирургов-гепатологов достаточно узок, а детских и того меньше. Когда мне сделали предложение, счел это за честь и согласился. С Божией помощью, совместно с коллегами выполнили первые операции. К счастью, они были успешными. А позже, совместно с нашими руководителями приняли решение, что стоит посвятить жизнь детской онкологии. Так оказался в этом Центре.

Лицо хирурга становится серьезным, он берет паузу. Похоже, что просит помощи свыше. И вот мы заходим в операционную...

На операционном столе девочка 12 лет. Сложнейшая операция - резекция печени. Поврежденную часть органа – правую долю, прорастающую сосуды и диафрагму – полностью удаляют. Сложность такой операции заключается в том, что необходимо ювелирно произвести разделение сосудов и максимально аккуратно удалить пораженную часть. Печень – орган особенный, способный регенерировать. Так что через какое-то время удаленная часть органа восстановится.

Операция длится 11 часов, все это время операционная бригада борется за жизнь пациентки. Анестезиолог, трансфузиолог, хирурги, врачи-ординаторы, медсестры – все играют в одном большом оркестре, которым управляет хирург-дирижер. Каждый внимательно следит за малейшим движением руководителя, сообщая о состоянии пациента, подавая необходимые инструменты.

- Один в поле не воин, – улыбаясь, читает мои мысли Дмитрий Ахаладзе.– Несмотря на юный возраст, у девочки серьезный онкологический диагноз – гепатоцеллюлярный рак. Это первичный рак печени, достаточно нехарактерное заболевание для детского возраста. Хотя среди всех опухолей печени у детей эта – вторая по частоте. Чем старше становится ребенок, тем реже у него встречается гепатобластома и тем чаще дети болеют гепатоцеллюлярным раком.

Вообще, случай непростой. Сложности начались на диагностическом этапе. Мы хорошо знаем, что природу практически любой опухоли с большой долей вероятности можно идентифицировать, исходя из результатов МРТ и КТ, биопсии. В данном случае у пациентки рентгенологическая и даже морфологическая картины оказались нехарактерными для этой болезни. Ни наши специалисты, ни таковые из дружественных медицинских учреждений не могли установить диагноз.

Чаще, первичный рак печени возникает на фоне другой болезни печени. Это может быть хронический вирус гепатит, неалкогольный стеатогепатит, цирроз в результате той или иной холестатической болезни, или метаболического расстройства. На фоне поврежденных клеток печени со временем развивается злокачественная опухоль. Большинство перечисленных предсуществующих болезней, за исключением метаболических, чаще встречаются во взрослой популяции. У детей же, как правило, сценарий другой. В итоге с большим трудом, но диагноз девочке был поставлен. Кроме того, мы обнаружили новообразование в левом легком и увеличенные надключичные лимфатические узлы. Мы понимали, что время идет, а ребенок лечения не получает. Исследовали лимфатические узлы на шее, там метастазов не нашли. Сделали диагностическую лапароскопию, чтобы убедиться, что нет диссеминации в брюшной полости, и приняли решение о выполнении резекции печени.

Подходы в лечении ребенка и взрослого разнятся между собой. С наличием метастаза в легком, например, взрослый пациент был бы признан неоперабельным. Но для решения вопроса о тактике лечения этой девочки мы собирали не один консилиум, и, исходя из международных рекомендаций, приняли волевое решение.

- Среди далеких от медицины людей ходит много мифов. Например, что иногда лучше обойтись без операции, что скальпель и воздух «способствуют развитию болезни». Так ли это?

- На сегодняшний день во всем мире справедливо пропагандируется мультидисциплинарный подход. Что это такое? Мы должны понимать, что ни одного онкологического пациента, особенно когда речь идет о детях, в одиночку не вылечит ни хирург, ни онколог, ни какой-либо другой специалист. Это совокупность усилий многих врачей, включая лучевых диагностов и других. Сила в единстве! Тут никто одеяло на себя тянуть не должен. Но есть случаи, когда без хирургического вмешательства невозможно обойтись. Любой рак – это каскад сложных реакций, в том числе - поломка иммунитета. Даже за время разговора с вами у нас появляются множество опухолевых клеток, но мы не заболеваем. И, дай Бог, чтобы никто не болел! Это происходит потому, что наш иммунитет успешно борется с каждой такой клеткой. Рак появляется у тех, у кого иммунная система дала сбой. Поэтому, в борьбе со злокачественной опухолью мы должны иметь массу различных инструментов для борьбы с раком. И хирургический метод далеко не единственный. Это важно понимать, в том числе и хирургам.

Кроме того, важно понимать, что и здесь, в операционной, важны действия каждого человека в команде. Уберите отсюда любого члена операционной или анестезиологической бригады, и команда будет неполноценной.

- Вы не только практикующий хирург, но и ученый. Над какими научными проектами сейчас работаете?

- В хирургии сейчас что-то новое придумать и открыть трудно. Мы сейчас стараемся использовать все современные технологии для минимизации наносимой хирургической травмы. Сделать операции лапароскопически, роботически и т. д., чтобы нанести пациенту минимальный ущерб и обеспечить его более раннюю реабилитацию.

Конечно, не все операции можно выполнить минимально инвазивно. Кстати, в одном из ближайших номеров журнала «Вопросы гематологии/онкологии и иммунопатологии в педиатрии» мы рассматриваем один интересный случай. Он не уникальный, но достаточно редкий и имеет хороший исход.

История такова: в Центр поступил мальчик, который очень сильно похудел – на 24-25 кг. Родители забили тревогу, догадок о том, что случилось с ребенком, было множество. Установили, что причиной стала доброкачественная опухоль из гладкой мускулатуры пищевода. Это образование мешало прохождению пищи в желудок. Пациенту была выполнена торакоскопическая операция, и уже на следующий день он был на ногах, еще через день начал принимать пищу, ну а через пару дней его выписали.

Что касается научных изысканий… В самых разных заболеваниях есть новые исследования, технологии, которые мы осваиваем. Сейчас занимаемся внедрением лапароскопического доступа при опухоли почки. Реабилитация ребёнка после минимально инвазивной операции существенно проще. Активно накапливаем опыт органосберегающих операций на почках, когда удаляется только опухоль, а не весь орган. Сегодня во многих случаях еще практикуется удаление всей почки, если в ней обнаруживается опухоль. Мы же стараемся максимально сберечь любой орган. Для пациента это очень важно и преимущества органосохранной операции очевидны: это более быстрое восстановление, уменьшается болевой синдром, пациент быстрее встает на ноги и может начать полноценную жизнь. Кроме того, готовимся к экстракорпоральным резекциям почек и печени с последующей аутотрансплантацией фрагмента органа. Есть ряд идей, которые мы изучаем и планируем обсудить с нашими зарубежными коллегами в отношении лечения мягкотканных сарком. Стараемся не отставать, внедрять новое.

- Приходилось ли вам делать какие-то уникальные операции? Нечто такое, за что еще не брался никто в мире?

Иногда необходимо сделать такую резекцию печени, после которой от органа остается совсем немного. Это значит, что пациент будет обречен на печеночную недостаточность. Но существуют методики, позволяющие этого избежать. Например, мы перевязываем ветвь воротной вены на стороне поражения, делим печень пополам и оставляем обе части в организме. Примерно через неделю функционально состоятельный здоровый фрагмент вырастает до необходимого размера, а поражённую часть печени, несущую опухоль, можно удалить. В мире детям таких операций выполнено очень мало.

Не так давно провели такую операцию девочке в возрасте 1 года7 месяцев. Первый этап был выполнен лапароскопически у нас в Центре, такого никто не делал. Спустя шесть дней выполнили второй этап. Слава Богу, операция прошла успешно. Девочка получила завершила комбинированное лечение и ее выписали домой. Болезнь отступила.

- Как у маленьких детей обнаруживают злокачественные опухоли?

- Львиную долю злокачественных опухолей, которые диагностируются у детей, замечают родители, видя деформацию живота. Но вы понимаете, если опухоль уже видно, то процесс существует достаточное время. Необходимо регулярно проходить скрининговые обследования, внимательно наблюдать за тем, как ребенок развивается. Гладить его, щупать, оберегать и, в первую очередь, любить.

К сожалению, многие родители, найдя у малыша отклонения, начинают искать информацию в интернете. В итоге обнаруживают море контента самого разного толка и к нам приезжают уже напуганными, отчаявшимися... Наша задача – не только обеспечить лечение, но и своевременно дать правильную, объективную информацию. Онкология – это всегда серьезно, но это не всегда приговор. В большинстве случаев – не приговор. В Центре Дмитрия Рогачева врачи особенно внимательно относятся к родителям. Конечно, мы все сострадаем и родителям, и детишкам, но важно не сострадание показать, а дать надежду и уверенность в выздоровлении.

- Как пациенты из регионов находят вас?

- Вы знаете, что Центр Дмитрия Рогачева – не только ведущий национальный центр по лечению детского рака, это еще и научно-исследовательский центр. У нас регулярно проходят обучающие мероприятия для сотрудников и для региональных представителей. В рамках образовательной лечебно-диагностической программы мы с коллегами ездим по регионам. Недавно вернулись из Чебоксар, скоро поедем в другие регионы. Читаем лекции для коллег, рассказываем о новейших технологиях в области диагностики и лечения эмбриональных опухолей, предлагаем свои консультации. Вместе со специалистами смотрим сложных пациентов на местах, иногда, если это целесообразно, оперируем.

Кроме того, регулярно встречаемся на различных профессиональных форумах и конгрессах, обмениваемся опытом с российскими и зарубежными коллегами. Безусловно, такое активное общение приносит плоды. Наши сообщения также вызывают интерес у западных коллег.

- Как вы думаете, какова основная, глобальная, причина заболевания раком?

- Думаю, на этот вопрос еще никто не дал точного ответа. Если бы мы знали от чего, смогли бы сделать прививку или принять меры, чтобы избежать заболевания… Ясно, что к известным этиологическим факторам онкологической болезни относят несовершенную экологию, неправильное питание, стресс, пагубные привычки. Большую роль играет поздняя диагностика. Хочу напомнить о своевременной диспансеризации и здоровом образе жизни.

Об исследованиях ученых Центра Дмитрия Рогачева читайте в выпусках журнала «Вопросы гематологии/онкологии и иммунопатологии в педиатрии»